К тому времени, когда Роберт Нормандский, поручив заботу об Аполло одному из своих конюхов, отбыл из замка, Эйлит чуть не плакала от обиды и усталости. Рольф еле-еле сдерживался, чтобы не взорваться от накопившегося за день гнева. Сразу после отъезда гостей он, не обменявшись с ней ни словом, вскочил в седло и спешно покинул замок, ища уединения.
— Забудь о сегодняшнем дне, — сочувственно посоветовала Фелиция, протягивая Эйлит чашку с успокаивающим ежевичным настоем. Несмотря на протесты подруги, она отправила Джулитту с Бенедиктом во двор. — Ты, как и любая другая мать, не можешь запереть свое дитя в клетку. А Рольф накричал на тебя утром только потому, что сам очень испугался за дочь. Теперь он осознает собственную неправоту.
Жалобно шмыгнув носом, Эйлит отхлебнула из чашки.
— Тогда почему он не пришел и не поговорил со мной откровенно?
— У него не нашлось времени. Ведь сэр Роберт прибыл в замок сразу же после происшествия. Твое волнение и промахи понятны: ни ты, ни Рольф не ожидали прибытия столь важного гостя, и оба погорячились. Успокойся, все наладится. — Фелиция ласково похлопала Эйлит по плечу. — Неприятности забываются, как короткий летний дождик. Поверь, завтра вы с Рольфом сами посмеетесь над собой.
Помолчав несколько минут, Эйлит подняла на Фелицию наполненные тревогой глаза.
— Иногда мне кажется, что он устал от меня.
— О, нет, Эйлит, ты ошибаешься! Просто у мужчин, как и у женщин, есть свои странности и недостатки. Бог свидетель, временами мы с Обертом готовы убить друг друга.
Эйлит улыбнулась.
— Ты настоящая подруга. Спасибо.
— Не стоит благодарности, ведь я просто сказала правду. А теперь смажь-ка меж грудей тем настоем из розовых лепестков, который я привезла тебе из Лондона, и распусти волосы. А когда Рольф вернется, сама увидишь, устал он от тебя или нет.
— Именно на это у меня и не хватает смелости, — прошептала Эйлит.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Весна 1076 г., Бриз-сюр-Рисл
Моджер полдня просидел за столом с другими мужчинами в зале, где праздновали помолвку Жизели де Бриз и Бенедикта де Реми. По истечении некоторого времени и нескольких полных кубков он наконец-то почувствовал себя полноценным членом «взрослой» компании, таким же суровым и мужественным, как его сотрапезники. Вместо повседневного, чересчур резкого на вкус, красного вина на праздничный стол подали другое, более крепкое, обычно сберегаемое для самых торжественных случаев. Благодаря ему Моджер прямо на глазах у сотрапезников из скромного и вежливого молодого человека чудесным образом превратился в задиристого крикуна. Дважды он чуть не поссорился с отцом, но, к счастью, оба раза раздраженный Танкред сумел достойно выйти из положения.
Жизель сидела рядом с леди Арлетт, похожая на хрупкую гипсовую статуэтку, принесенную из церкви и в качестве украшения водруженную на праздничный стол. Ее роскошные волосы были аккуратно заплетены в тугую косу, перехваченную нарядной лентой. Богато расшитое платье из голубого шелка украшала декоративная тесьма. На тонких запястьях эффектно позвякивали золотые и серебряные браслеты, подаренные невесте женихом ко дню помолвки.
Моджер пристально, возможно даже чересчур пристально, разглядывал хорошенькое умиротворенное личико Жизели, но не находил в ней и капли сходства с ее своенравной и неугомонной сводной сестрой, до смерти напугавшей его осенью в истории с Аполло.
— Она совсем не похожа на Джулитту, правда? — шепнул он десятилетнему жениху, пополоскав во рту последние капли вина — отец строго-настрого запретил ему снова наполнять кубок.
Воспитанный Бенедикт вежливо улыбнулся, не решаясь, однако, поддерживать беседу с пьяным Моджером. Испытывая неловкость, он обратил свой полный надежды взор на родителей, но в этот момент они увлеченно беседовали с гостями. Рольф и Танкред ненадолго покинули зал, чтобы в спокойной обстановке переговорить со знакомым торговцем.
— А кто такая Джулитта? — с любопытством спросила Жизель.
— Дочь леди Эйлит. — Моджер с трудом подавил отрыжку. — Она настоящая дикая кошка, вот кто она.
— Но она сама не знает, что творит, — нерешительно возразил Бенедикт. По пути в Бриз-сюр-Рисл родители наказали ему как можно меньше распространяться о делах в Улвертоне.
— О, лично я считаю, что она прекрасно это знает, — не унимался Моджер. — Попомните мои слова: леди Эйлит еще хлебнет с ней горя, эту битву она проиграла. Если отец Джулитты не поступит с ней должным образом сейчас, впоследствии он не оберется хлопот.
Сидевший неподалеку Оберт невольно услышал несдержанную болтовню голосистого юноши, извинился перед собеседником и, подойдя к Моджеру, властно порекомендовал ему посетить отхожее место и только после этого вернуться к столу. Однако он вмешался слишком поздно.
Арлетт терпеливо ждала Рольфа в постели. Рядом тихо посапывала на тюфяке Жизель. Единственная зажженная свеча играла тенями на выбеленных стенах огромной спальни. Арлетт слышала застольные речи сына Танкреда. Нельзя сказать, что услышанное удивило ее. Скорее, озадачило и заставило призадуматься.
Рольф посеял в ее душе зерно сомнения и недоверия еще несколько лет назад, когда настоял на своем переезде в Англию, объяснив его необходимостью развивать дело и разводить лошадей не только в Нормандии, но и в новых владениях. Уже тогда Арлетт интуитивно почувствовала, что Бриз-сюр-Рисл перестал служить для ее супруга «гаванью», а она — «якорем». Даже когда Рольф изредка наведывался в родовой замок, его мысли блуждали где-то далеко отсюда. Арлетт давно смирилась с вероломными изменами мужа — его похоть не знала границ, заставляя считаться с собой, — но теперь она устала молчать, устала уверять саму себя, что все в порядке.
Он обещал найти для Жизели блестящую партию и обручил ее с сыном торговца без рода и племени. Да, Оберт де Реми был очень богат, обласкан королем Вильгельмом и при желании мог бы купить не один титул, но в глазах самолюбивой Арлетт он оставался всего лишь торговцем. Услышав сообщение о предстоящей помолвке, она, как и всякая покорная жена, почитавшая слово мужа законом, не стала перечить и покорно склонила голову в знак согласия. Хотя в глубине души желала совсем иной судьбы для своей единственной и горячо любимой дочери.
Рассказы Моджера о Джулитте, дочери «леди Эйлит», еще больше расстроили Арлетт. Краем уха она уже слышала об одинокой английской вдове, но почти ничего не знала о ней: только то, что ее муж, лондонский знакомый Оберта де Реми, трагически погиб на коронации герцога Вильгельма. Молодая вдова стала кормилицей маленького Бенедикта, а немного позже Рольф предложил ей место управляющей в Улвертоне, желая спасти от назойливых ухаживаний нежеланного кавалера. На этом сведения о загадочной англичанке обрывались. Но Арлетт была не настолько глупа, чтобы ни о чем не догадываться.
Разбирая дорожный сундук Рольфа, она обратила внимание на хорошо сшитую и аккуратно починенную одежду. Женщина, следящая за ней, явно делала это с любовью. Тщательно подобранные по цвету ткани идеально подходили к внешности Рольфа, в каждом стежке чувствовалась искренняя забота.
Теперь Арлетт не сомневалась, что эта самая «леди Эйлит», кем бы она ни считалась и как бы ни выглядела, разорила ее семейное гнездо и похитила мужа. Более того, она родила ему дочь и назвала ее Джулиттой в честь покойной баронессы де Бриз, матери Рольфа. Арлетт не сомневалась, что ни одна английская женщина не дала бы своему ребенку норманнское имя без веской на то причины.
Скрип двери отвлек ее от раздумий. В комнату тихо, стараясь не шуметь, вошел Рольф. Он посмотрел на спящую Жизель, а потом перевел взгляд на жену.
Арлетт молча наблюдала за ним, с трудом сдерживаясь, чтобы сейчас же, сию минуту, не устроить скандал и не выяснить отношения. Она хорошо знала, с каким мастерством Рольф умел уходить от обсуждения скользких тем, в итоге ставя все с ног на голову и сваливая вину на ее плечи.